И вот, в довершение ко всем бедам, прямо сейчас Карфаген затворил ворота перед войском императора Владимира, а он, друнгарий Лавр, любуется на это зрелище из седла, стоя на пригорке. Корабли ромеев, вместо того чтобы плыть прямо на север, к Кипру, а потом в Константинополь, пошли сначала к Криту, а затем повернули на запад, к побережью Сицилии. Тут ведь даже полный дурак обо всем догадается. Огромный флот тяжело спрятать. Он идет вдоль берега, останавливаясь на ночевку, потому что тысячам людей нужно есть и пить. Да и опасно идти вот так, ночью, не принято это в незнакомых водах. Лишь в крайнем случае флот пойдет при лунном свете, но уж точно не такой, что привел император Владимир. Пятьдесят боевых дромонов и полторы сотни торговых хеландиев, которые везли в своей пузатой утробе солдат. И все они сейчас сгрудились в порту Карфагена и у входа в порт, ожидая своей очереди на разгрузку. Лаврик полюбовался недолго на это зрелище, а потом сплюнул презрительно. Он вернется сюда до рассвета. В отличие от ромеев, он знает здесь каждую пядь моря.
— Носовые орудия, залп! — заорал Лаврик, а над волнами раздался стук барабанной дроби.
Сейчас, когда острый край солнца прорезал горизонт первыми лучами, скрываться уже не нужно. Их все равно увидят через считаные минуты. Дромоны Александрийского флота хищной дугой обняли порт, и на сгрудившиеся корабли полетели сотни шаров с огненной смесью. В первую очередь сожгут огненосный флот, а уже за ним — пузатые купеческие лохани, которым просто нечего противопоставить кораблям императора Святослава. Ни по скорости, ни по маневренности они не могут соревноваться с боевым дромоном. А из оружия у них и вовсе лишь стрелы экипажа и горшки с углями, которые забрасывали на вражескую палубу. Смешно по нынешним понятиям, ведь так еще во времена библейские воевали.
Перестроить флот в боевой порядок имперский друнгарий не успевал никак, а потому очень скоро порт превратился в кладбище кораблей, пылающих ярким костром. Ромеи просто не ждали такой подлости…
— Айсын! — Лаврик белкой, по-молодому, взлетел на рею, где обосновался в корзине наблюдателя. — Да где же ты, дружище! Спишь, что ли? Сигнал-то получился на славу! Ну вот! Давно бы так!
Ромейское войско, которое только-только разбило лагерь и начало готовиться к штурму, заметалось, выстраиваясь к бою. Еще не готовы укрепления лагеря, не собраны требушеты и тараны. Воины едва успели поставить палатки и обосноваться, как случилось вот это…
— Откуда они тут взялись? — Владимир витиевато выругался и уставился на своего секретаря тяжелым взглядом. — Они же должны сейчас охранять границу с ливийцами… Мы же заплатили этим дикарям…
Мистик императора благоразумно промолчал, притворившись мебелью, а легкие болгарские всадники, откочевавшие в Африку, чтобы защищать ее от набегов, закружили вокруг лагеря в смертельной конной карусели. У ромеев конницы было совсем мало, пара сотен тяжелых катафрактариев-готов, но толку от них в такой битве нет. Легкая кавалерия ни за что не пойдет в лоб на железные башни, оседлавшие тяжелых коней. Таких дураков здесь просто не найдется.
Это понимал и император Владимир, который быстро собрал пехотный строй, укрытый щитами. Девять стрел из десяти никому не причиняют вреда, но зато десятая всегда обязательно найдет свою цель. Воины погибали при таких обстрелах редко, они лишь получали раны и выбывали из боя. Так было и здесь. Стоны раненых доносились отовсюду, и они все больше держались за плечи и ноги, куда угодило хищное жало. Еще несколько часов такого обстрела, и раненых будет столько, что конница сомнет ромейскую пехоту, прорвет строй ударом тяжелой кавалерии, а потом втопчет его армию в пыль. Это император, который был опытнейшим воином, понимал прекрасно. Он знал, что нельзя недооценивать врага, просто мыслил иногда излишне прямолинейно.
Классика военной науки — битва при Каррах. Римские легионы Марка Красса против парфянской конницы. Великолепно выученные солдаты построили «черепаху» и стояли, пока смертельный дождь барабанил по их щитам, лишь изредка проникая в щели между ними. Атаки римской конницы под командой Красса-младшего легко отбили тяжелые кавалеристы парфян, и она погибла вся, до последнего человека. Казалось бы, обученные легионы продержатся, но нет. Как только они шли в атаку, парфяне лениво отъезжали на двадцать шагов и издевательски расстреливали их в упор. Римляне поняли, что проиграли, когда увидели очередной караван верблюдов, груженных вязанками стрел. Их в той битве выпустили несколько миллионов, а сорок тысяч легионеров сложило головы в сирийских песках. Марк Красс, самый богатый человек в мире, удостоился почетной смерти: ему в глотку влили расплавленное золото…
— Интересно, как погибну я? — спросил сам у себя Владимир, когда очередная стрела чиркнула на излете по чешуе его вызолоченного доспеха. — М-да, не получилось… Вот же дерьмо! А ведь мать предупреждала, чтобы я сюда не совался. Как будто чуяла что-то. Наверное, это дядюшка Стефан меня раскусил, он хитрая сволочь. Интересно, убьют или все же возьмут в плен? Шансов без кораблей у меня никаких. Я ведь даже сбежать не смогу…
— Надо договариваться, ваша царственность, — стратиг его войска был чернее тучи. — Иначе конец нам. Сгинем тут все до единого…
— Давай! — кивнул Владимир, сердце которого екнуло. — Проклятие!
Полк клибанариев вышел на позицию и выстроился для атаки. Он занимает по фронту почти милю и, когда бьет в центр огромного войска, выстроенного в шеренги, обычно взламывает его как орех. Ромеи выставили вперед копья, но все это было тщетно. Простые наемники не удержат воинскую элиту, ведомую всадником в позолоченной кирасе, в алом плаще и в шлеме, напоминающем горшок со щелями напротив глаз. Префект Африки Айсын, собственной персоной, лучший клибанарий империи.
— Помоги нам, господи! — прошептал Владимир, когда тяжелая кавалерия перешла с рыси в галоп, и через считаные секунды пехотный строй ромеев просто перестал существовать. Он рассыпался на кучки перепуганных людей, которые начали разбегаться во все стороны.
— Где тебя носило, косоглазая ты рожа? — недовольно спросил Лаврик, крепко обнимая старого друга. — Я думал, ты проспал бой.
— Я редкостный красавец знатного рода, — с достоинством ответил Айсын, потирая изуродованный в младенчестве, вытянутый, словно шишка череп. — И не тебе, потомственному босяку с круглыми глазами, и с башкой, как у последнего раба, открывать свой рот. Твои родители не позаботились о тебе, и ты вырос урод уродом.
— Кто урод? Я урод? — Лаврик даже растерялся. Он был несколько иного мнения о своей внешности, и имел для этого все основания.
— Ну не я же! — недоуменно посмотрел на него побратим. — Давай заедем в любое кочевье и спросим у тамошних баб!
И воины расхохотались, довольные своей забавой, которая не прекращалась уже четверть века. Сегодня в словесной перепалке победил Айсын, а это значит, что Лаврик накрывает богатый стол. У них будет несколько дней, чтобы отдохнуть. Пленных разделят на отряды и отправят кого куда. Умирающих от ран — на кладбище, отпетых разбойников — в каменоломни, а тех, кто проявляет проблески здравого смысла, завербуют в египетские легионы. Знать и военачальников отпустят за выкуп, а императора Владимира отправят под конвоем в Александрию. Он станет почетным гостем своего брата.
Глава 20
Ноябрь 658 года. Степи Паннонии.
Александр вел кирасирский полк к одному из последних родов кочагиров, который прижали к лесной опушке. В чащу им ходу не было. Торные дороги завалили, а засеки, которые устроили здесь еще при старом кагане, никто рушить и не подумал. Потому как государь Само не велел. Дивились люди, но засечная черта внутри государства, хоть и в неполном виде, но осталась. Она отделяла земли хорутан от аварской Пусты, префектуру Паннония от префектуры Норик. Голые ветви, растерявшие листья, переплели руки-ветки в уродливом танце, вздымая их к холодному осеннему небу. Даже сейчас стволы, искривленные волей человека, пугали своей мрачной, неестественной красотой. Передние ряды наклонены вперед, а те, что позади них — вбок. Они срослись намертво, и под ними нет даже привычного подлеска. Те редкие кусты, что все же попытались выжить в этом месте, лишенном солнца, превратили лес в царство птиц. Тут их было несметное количество, потому как ни лиса, ни охотник с луком не совались в эти непроходимые заросли. Из хищников только куницы любили эти опушки, недоступные для ловчих петель и стрел. Рядом степь, где множество мышей-полевок, а на ветвях — птичьи гнезда. Красота, да и только.