— Здравствуй, братец! — приветливо оскалился Кий. Он давно не видел младшего императора, а Берислава и племянника Александра, напротив, видел часто. Вдруг княжич резко остановился и напрягся, словно барс перед прыжком. Он взялся за рукоять кинжала.

— Вы чего это затеяли, а? — подозрительно спросил он. — Стрелка посадили, что ли? Тут еще кто-то есть! Я его чую!

— Как ты это делаешь, дядя? — с веселым недоумением спросил Александр. — Я только что золотой отцу проспорил.

— Запах! — ответил Кий, а его ноздри затрепетали. — Тут есть еще кто-то. Он недавно ел лук и смазал сапоги дегтем. Тебе придет в голову мазать дегтем сафьян, племянник?

— Томило, выходи! — хлопнул в ладоши император, и смущенный воин вылез из огромного шкафа. — Не гневайся, брат. Я всего лишь доказал сыну, что ты лучший из воинов.

— А кто-то в этом еще сомневается? — оскалился в усмешке Кий и пристально посмотрел на племянника. — Хватит валяться на перинах, мальчик. Лучше побегай пару лет с егерями по лесам, и ты тоже так научишься. От этого точно будет больше проку, чем от твоей учебы. Когда к стенам Братиславы подойдут враги, ты что, зачитаешь им любимые места из Плутарха?

— Я надеюсь, ты сейчас не угрожал мне? — спокойно спросил Святослав.

— Нет, — усмехнулся Кий и почесал выскобленную бритвой голову. — Это я так начинаю наш разговор, с тонких намеков. А то вдруг вы не поймете. Итак, братья, я хочу получить свою долю…

1 Гарамантида — древнее, довольно развитое государство на севере Сахары. Располагалось в центральных областях современной Ливии. В 6 веке приняло христианство, но к 7-му пришло в окончательный упадок из-за проблем с торговлей, ирригацией и из-за изменения климата.

Глава 5

В то же самое время. Июнь 658 года. Братислава.

Третий дом по улице Большой стоял совсем недалеко от ворот княжеской цитадели. В первом после смерти Люта жил сын Радим, а в дом Горана переехал его старший сын Ворон, который так и трудился начальником политической полиции. Любава в своем доме сейчас жила одна. Она пару лет назад овдовела.

Годы поменяли боярыню несильно, и она оставалась почти все той же, какой ее запомнил Коста при первой встрече, что случилась пятнадцать лет назад. Только вот морщины окружили по-молодому острые и проницательные глаза, и глубоко прорезали щеки. Впрочем, на ее способностях годы не сказались никак. Любаве недавно перевалило за пятьдесят, в поле она спину не ломала, а потому оставалась крепка и здорова, и по-прежнему отличалась цепкой, невероятно емкой памятью и умом. Коста свою тещу безмерно уважал.

Семейный обед сегодня не задался. Любава сидела задумчива и молчалива, впрочем, как и пан полковник с супругой и детьми. Два его сына служили в Сотне, как и положено отпрыскам нобилей, а дочери четырех и десяти лет чинно лопали принесенную служанками снедь, тщательно выбирая нужный столовый прибор. Анна смотрела за этим как орлица, карая каждый промах с неизбежной неотвратимостью.

— Что думаете, матушка? — спросил, наконец, Коста, когда дети доели сладкое и вышли из-за стола. — Государь здесь, княжич Кий тоже. Договорятся они, как считаете?

— Думаю, нет, — ответила после раздумья Любава. — Мне многое доносят. Бунтовать хотят бояре из дальних жупанств. Думают, смогут продавить волчат, раз уж старый волк богу душу отдал.

— Не будет ли Кий хуже, чем отец его? — задумчиво произнес Коста, разглядывая кусок ветчины на вилке. Он макнул ее в горчицу, посолил и отправил в рот. А потом добавил, шамкая набитым ртом. — Княжич свиреп, аки дикий зверь. С ним тяжело сладить будет.

— Да вот я и не пойму, чего они затеяли, — Любава потерла виски ладонями. — Ведь по всему выходит, что им выгоднее, чтобы все по-прежнему было. Кий — тот еще коржик на меду, я его с малых лет помню. Он полмира кровью зальет. И они сами в эти жернова попадут.

— Так, значит, матушка, используют его, — продолжил Коста. — Неужто для того, чтобы за него править, пока он воевать будет? А то и вовсе, сгубить его в походах этих, а при его сыновьях власть под себя подмять.

— Да, похоже на то, — неохотно ответила Любава. — А из этого что следует, зятек?

— А из этого следует, матушка, — включилась в разговор Анна, — что в первую голову наша семья под нож пойдет, и семья боярина Збыслава. Они нас нипочем в живых не оставят. Слишком уж много власти у нас и денег.

— И я тоже так думаю, — кивнула Любава. — По всему выходит, Константин, что нам государя держаться нужно и княжича Берислава. Если Кий и его свора к власти придут, конец нам. Мы со Збыславом так и вовсе жуткую смерть примем. Нам все припомнят. Мы же столько лет эту сволочь за горло держали. Знаю, что проклинали меня на капищах не раз, и ведьмой ославили. Я говорила со Збыхом сегодня, он тоже за государя стоит.

— Что же не схватят мятежников, если их имена известны? — удивилась Анна, а мать и муж посмотрели на нее снисходительно, словно на человека недалекого. Она была умна, но всех политических раскладов не знала.

— Видишь ли, доченька, — пояснила Любава. — Во-первых, никакого мятежа пока и в помине нет, а есть лишь сплетни из лесных углов. Не будешь же ты хватать из-за такой малости аварского хана или урожденного князя сербов, к примеру. Это в Братиславе у нас Римская империя, а в дальних углах о ней и не знают толком. Отойди три мили от города — там те же обры коней пасут, что мою семью когда-то в полон увели. Причем очень даже может быть, что те самые обры это и сделали. А во-вторых, мы знаем далеко не всех! Что толку, если ты ядовитой змее один зуб вырвешь? Она все равно ядовитой останется. Думаю я, что и Звонимир, как глава Тайного Приказа, и Ворон знают о них, но пока все ниточки собирают в кучу.

— Деньги надо спрятать, — сказал Коста и повернулся к жене, — займись этим, Анна, и немедля. А я на службу поеду. У меня сегодня гонец из Константинополя должен прискакать. Что-то неспокойно мне…

Черный город занимал несколько кварталов Братиславы и был государством в государстве, окруженный своей собственной стеной. Тут его воины и жили, и трудились, и даже детей водили в школу. Она у них своя была. Здесь же располагалась темница, бежать из которой пока не удавалось никому. Ее лично государь проектировал, поражая окружающих знанием множества мелочей, которые нормальному человеку и в голову не придут.

Тут трудился и Коста, заняв кабинет Звонимира, который, в свою очередь, занял кабинет Горана, когда тот ушел по старости на покой. Княжич Берислав руководил Тайной службой, но официальную должность не занимал, управляя делами исподволь, через своих людей. Вникать в мелочи ему было не по чину, он же государя сын, зачем ему это? Он оставил за собой деньги, назначения на ключевые должности и самые важные вопросы, и этого оказалось вполне достаточно. Текучкой занимались те, кому и было положено ей заниматься. О роли княжича даже ведали немногие, а те, кто знал, не спешил своим знанием похваляться. Вот так вот…

Утренние дела Коста раскидал утром, но пока он обедал, из Константинополя привезли целую сумку донесений, которые секретарь вывалил ему на стол.

— Чушь… чушь… чушь… мелочь… вранье… а это что такое? — он погрузился в чтение письма от своего личного агента, которого много лет тащил по ступеням карьеры в императорской канцелярии. Никто, включая государыню Марию, несмотря на ее высочайший допуск, о нем не знал. Коста поначалу даже платил ему из своего кармана.

— Вот сволочи! — пан полковник утер внезапно вспотевший лоб. — Господи всеблагой! Сделай так, чтобы я ошибся! Надо во дворец бежать. Интересно, государь сейчас там?

— Итак, братья, я хочу получить свою долю, — повторил Кий и уселся в кресло, которое было поставлено тут для него. Он налил себе вина из кувшина и с удовольствием пригубил. Хорошее вино, с итальянских виноградников, принадлежащих княжеской семье.

— И какова же она, по-твоему? — спокойно спросил Святослав. — Это я так, ради любопытства спрашиваю.